Москва 60-х – начала 70-х вспоминается пустой и чистой. Все днем работали, во дворах и на улицах было мало людей. В обед – больше, и в их сгущении была осмысленность: человек идет в магазин за кефиром. Выглянешь в четыре часа из окна: улица пуста.
Сама мостовая была, наверно, совсем не чистой, да и весь город тоже. В центре города рушили дома и были громадные пустыри, дома брошенные, но не огороженные. Окна у них не были забиты досками. Во всяком случае, мы с приятелями забирались в оставленные жителями дома на улице Неждановой. Их было так много, сейчас кажется – целые улицы. Это был заброшенный город. На полу – кучка вещей, некрупных, но все-таки не взятых с собой. Запах сырости. Помню удивление от того, что эти дома без людей не были ничем не отделены от мостовой.
Все это было, видимо, очень грязным с гигиенической точки зрения, но с другой стороны, в этих маленьких салфетках, украшенных полотенцах с темными слипшимися кистями была не то, чтобы грязь, а просто: вот осталось от людей. Не знаю, понятно ли выражаюсь.
Я хочу сказать, что грязь была, но грязь была в той Москве чище.
Роман Вершилло