Был в Данциге рыцарь на казнь осуждён.
В железной карете он был привезён.
Уже за спиною шаги палача,
И смерть подступает, костями стуча.
Но что это: дышит по-прежнему он.
Проснулся от ужаса бледный Роллон.
И чувствует: в комнате он не один —
Все тот же стоит перед ним господин,
Напрасно по свету пускается он
И блеском оружия гонит тот сон,
Напрасно купается в чёрной реке,
Катается с ведьмой в её челноке...
И вот, осмотрев поднебесную ширь,
Бедняга стучится в один монастырь.
Там старец святой в кладовую ведет,
Златую кадильницу в руки берет
И мечь золотой с рукоятью крестом,
В тот год освященный на Гробе Святом.
"Вот, чадо, возьми сей таинственный мечь,
Чтоб мысли свои от врага мог отсечь;
Кто силой сражается с ним не его,
Тот может связать сатану самого.
И кто побеждает свой собственный страх,
Пред тем лишь склоняется опытный враг.
Ту силу святую нам вера дает.
Будь рыцарь Её, и не будь Дон Кихот.
И снова скитальцем становится он,
Врагов поражая вокруг легион.
И путь к его тайной могиле закрыт,
И мечь крестовидный на гробе лежит.