О таком событии, как концерт «Мадонны» в Москве, почти ничего невозможно сказать. Его ничем не изобразишь, никаким словом, никаким искусством, и любая музыка умолкает от топота солдат антихриста. О 12 сентября 2006 года надо снимать документальный фильм, жестокий и сентиментальный в своей жестокости.
Тогда перед нами предстанет пустота того вечера и той ночи. С высоты человеческого роста мы проследим муравьиное движение к громадной каверне стадиона. Мы увидим почти закрывшийся провал и стекающий внутрь него безмозглый рой зрителей – вот заструилась еще одна черная струйка. Перемещается милиция, сбитая в темнеющие кубы и квадраты. Омоновцы выстраиваются, совершают эволюции как на параде, идут под стены стадиона.
А на границе — желтые турникеты, сквозь которые как сквозь пальцы протекает жидкая и от этого быстрая толпа. Спины, ловкие движения билетеров оказываются в центре нашего внимания. Тут же за забором неожиданно высокие деревья.
И снова взгляд падает сверху и внутрь впадины стадиона, где скопилась небольшая в сравнении с громадиной толпа. Камера всё ближе и ближе: что-то блестит в толпе, но это не лица, которых не разглядеть. Это яркие, вызывающие наряды в черной-черной толпе.
В огромной, словно осушенной до конца, чаше, слившись на дно, копошится человеческая масса. Она доверчиво стеснилась к правильным конструкциям сцены, охватившим толпу как большой механический рак.
Камера вновь снимает подходы к стадиону. Что там?
Человек в сером костюме выходит сквозь турникет, но не в сторону громыхающего концерта, а к нам, в город. Он осматривается. Он встречает кого-то? Он уходит?
Рядом кассы. Они работали до самого конца, так и не распродав всех билетов. Жучки-спекулянты, говорят, раздавали билеты бесплатно.
Деревья растут, и заполняют собой почти все, нависают над нами, как лес. Но это не лес, это уже ночь.
Мы видим и самый конец: ход разгоряченных увиденным людей, когда они идут сквозь узкий, словно неживой, коридор милиционеров. Видны даже лица, выражающие то, что отныне будет называться «радостью». Но ни в каком фильме мы не увидим одного: что на утро и мы, и они проснулись в другом городе, в другой стране и в другом мире.
Я сразу вспомнил о своих ощущениях «путча» ровно 15 лет назад: та же радостная бессмысленность, возбуждение от того, что все высказано до конца, история изжита до последней крупицы.
Вот и сегодня за нашими плечами закрываются двери в коридоре, которым мы проходим. С металлическим и костяным стуком один за другим замыкаются исторические циклы, смыкаются круги орбит.
Смотрите:
5 лет со времени терактов 11 сентября,
15 лет ельцинскому перевороту 1991 года,
10 лет еще одному ельцинскому перевороту,
20 лет Чернобыльской аварии,
30 лет со дня выхода «Прощания с Матёрой» В.Г. Распутина.
Мы смотрим вперед, и перед нами предстают новые горизонты, горизонты без перспектив, когда вопрос о «нравственном возрождении» России, о «духовном возрождении» Отечества снят с повестки дня.
Кто хочет, тот, конечно, может считать, что мы живем посреди возрожденной исторической России. Я не готов сказать в их адрес какие-то резкие слова осуждения. Они готовы проигрывать и дальше. Но я-то знаю, что мы проиграли. Мы проиграли всё, кроме того, что даже мы не способны проиграть.
Я совершенно не вижу в этом ни долга, ни обреченности, и поэтому отказываюсь идти дальше путем поражения.
Давайте вспомним слова пророка:
«Пророки, которые издавна были прежде меня и прежде тебя, предсказывали многим землям и великим царствам войну и бедствие и мор. Если какой пророк предсказывал мир, то тогда только он признаваем был за пророка, которого истинно послал Господь, когда сбывалось слово того пророка» (Иер. 28:8-9).
Какая всеобъемлющая мудрость! Вы предрекаете благо для России? Тогда подождем, пока оно наступит, а до тех пор будем считать, что потерпели поражение.
Пророк Иона пришел в Ниневию, говоря: «еще сорок дней и Ниневия будет разрушена!» (Иона 3:4). И это вызвало покаяние. Он не говорил: «Еще есть шанс, не все потеряно, есть время для возрождения» и т.д. и т.п. А между тем, это было бы правдой, ведь «Ты Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и сожалеешь о бедствии» (Иона 4:2).
Божественная мудрость заповеди – не верить пророку, предсказывающему благое – говорит нам: чтобы возродиться, надо умереть. Надо признать безнадежность ситуации, и тогда ситуация изменится.
Мне говорят: «Давайте подождем год, и тогда станет очевидно, что ситуация после Кондопоги в стране изменилась к лучшему». А почему я должен ждать год, и после года — еще один день, и еще? Я вижу то, что вижу, и сужу по тому, что вижу.
Когда произойдет необычайно прекрасная перемена: национальное возрождение и тому подобное, я буду рад не менее, чем кто бы то ни было. Но сейчас надо увидеть ситуацию такой, какова она есть, в данную секунду. В следующий миг — не отрицаю — может что-либо и измениться. Но если говорить, что «все идет к лучшему», «не все потеряно», то ничего не изменится, и все будет продолжать валиться в ту же пропасть.
Всматриваясь в совершившееся, мы вскрываем слой за слоем как будто в археологической доистории. Неужели все кончилось? Кончилось, как само это ужасное кощунство, когда «мадонна» улетела из России. России ли?
После 12 сентября картина необычайно прояснилась. Все обманы рассеялись. На все вопросы получены ответы. Ситуация видна изнутри и одновременно сверху, из иного измерения.
О. Стефан Красовицкий пишет:
«Глубокие и многоплановые пророчества Апокалипсиса имеют иногда ясную точку. Когда эта точка достигается, тогда вся многоплановость исчерпана. Пророчество сбылось.
Точкой пророчества о звезде Полынь (под которой разумелось многое, в частности и магометанство) явилась Чернобыльская катастрофа. Действительно звезда, радиация с названием «Чернобыль», что и означает «полынь».
На этот раз в главный город некогда православной страны приезжает как бы живое воплощение Апокалиптической блудницы. Это значит, что город Москва становится апокалиптической блудницей».
Когда сбывается такое пророчество, здание мира начинает крушиться сразу на всех уровнях: от физического до духовного. Поэтому мы и видим, что внутри.
Теперь понятно, как в Москве (и в других городах и столицах) будут принимать антихриста, и как это все будет называться. В рамках «мирового турне» «Исповедь» пригласит его какая-нибудь телефонная компания. По городу расклеят рекламные плакаты, городские власти разрешат и укажут место и время… Представитель «церкви» заявит, что на выступление православным христианам ходить «нет смысла».
Мы-то продолжаем думать, что зло необычно и будет становиться все более необычайным. А зло как раз обычно. Чудовищно обычно, как самый «обыкновенный фашизм».
После совершившегося визита «антихриста» Москва больше не столица и не России. Отныне такой столицей является карельская Кондопога. И не потому что в Кондопоге все прекрасно, а ровно в том самом смысле, в каком Москва была столицей России десять лет назад.
Символом современного состояния России стали «расовые волнения», когда бунтует большинство против меньшинства, русские – против нерусских. Расовые волнения народа-гегемона – нечто уникальное в мировой истории.
Русский народ сегодня не имеет ничего своего, и дело здесь не в том, что это «свое» заменено чем-то западным, иностранным. Русский народ утратил все, что имел. А были-то у него всего две вещи – Церковь и государство. Чем их заменишь?
Расовые волнения русских в России трубят апокалиптической трубой о том, что у русских нет государства. И Церковь – как бы это сказать помягче? – предала Россию.
Я готов допустить, что Россия за свои грехи заслужила и то и другое. Но если я вижу, что Церковь заботится о себе, печется о себе, отделяясь стеной от умирающего народа, я позволю себе думать, что это в той же мере наказание для России, в какой — и для Русской Церкви.
«Духовное возрождение» началось 20 лет назад с подготовки к празднованию Тысячелетия Крещения Руси. Сегодня все возрождение вылилось в одну фразу: «Это нас не касается».
Либо Россия где-то там, за забором, либо Россия – это мы сами, церковные люди. И в том и в другом случае у нас все хорошо.
Россия умирает у церковной ограды? Но у нас внутри дела идут неплохо.
Мы и есть Россия? Тогда мы тем более не отвечаем за подыхающую не-Россию.
Если дела обстоят таким образом, то почему я говорю о наказании, а не о прямой вине Церкви?
Да потому что Церковь и в самом деле не способна помочь даже себе, не то что России. И если есть здесь какая-то вина, то только в том, что об этой неспособности не заявлено открыто. В том, наконец, что Русская Церковь еще называется «русской».
Картина изменилась радикально сразу во всех отношениях. Раз нет государства, то нет поля для сотрудничества христиан с нехристианами. Исчезла сама возможность быть понятым нехристианами. Поэтому 12 сентября 2006 года (!) папа Римский выступил с осуждением ислама, как отрицающего Слово и Смысл. К этому его подтолкнула логика христианского богослова.
Землю топчет армия лжи. И неверующий не просто незнакомец, но рядовой солдат этой армии. Мы можем ему многое объяснить: выдать систему координат наступающего антихристова времени. Но он сам и есть – как массовый человек – одна из этих враждебных координат.
За пределом всех поражений, всех разочарований до нас еще долетают брызги прибоя, разбившегося в берег вчера. Нас настигают волны сочувствия и жалости, жалость к старым домам и паркам, баллистическим ракетам, космическим станциям…
Беда была бы, кажется, не столь велика, если бы речь шла не о России. Эта же смерть настигала нас не однажды. В 1917-м, 1991-м, 1993-м, 2006-м…
Весь мир, все события говорят нам о Боге. Что же должно было случиться, чтобы этот голос и голоса перестали быть слышны, заглушаясь звуками масс-культа? Как вернуть себе и другим не голос даже, а слух?
Говоря о том, как все плохо, я рискую быть не услышанным. Наш мрачный взгляд на вещи давно веселит бодрых о. Кураева, или о. Рыбко, способного находить в Ельцине неоценимого слугу Отечества. Но, несмотря на насмешки благополучных слепцов, продолжаю искать отрезвляющую горечь истины.
Признаюсь, очень хочется бросить в котел с опьяняющим пойлом горькую траву. Но, немного побродив в котле, трава трезвости сама становится частью напитка. И трезвость, и горькая готовность к худшему тоже может быть отравой, вызывать «головокружение от поражений».
Утверждая, что все плохо, мы говорим вовсе не об этом. Наш взгляд иной: мы хотим быть трезвыми даже от опьянения трезвостью, мы не хотим наслаждаться и горечью тоже. Мы хотим сознавать даже обманы самого нашего сознания.
Если мы мрачно посмотрим на мрачную картину современной России, что получим в итоге: черное на черном? Нет, не обязательно так. Есть ведь и трагедия, жанр столь символично отсутствующий в современном искусстве. Есть король Лир, и Гамлет. Это очень мрачные вещи, необычайно мрачно экранизированные, скажем, Куросавой. Но при всем ужасе и беспросветности трагедия не унижает человека, не ставит его на колени.
А как же Христианство? Как же мужество христианина?
Только Христианство и позволяет нам еще чувствовать эту боль. Не будь мы христианами, мы бы утонули в этой боли, слились с нею, стали самой болью.
Благодаря свету Христова учения мы видим сгустившийся мрак.
Роман Вершилло